Зверская эротика

Фраза «есть ложь, есть наглая ложь и есть статистика» знакома, пожалуй, всем. Её можно продолжить, например, вот так: «есть ложь, есть наглая ложь, есть статистика, а есть обращение к примерам из жизни животных».

Особенно легко с помощью последнего доказывать постулаты сексуальной морали (какие угодно!) по той простой причине, что половое поведение братьев наших меньших настолько разнообразно, что для любого утверждения найдётся иллюстрирующий пример.

Одни животные строго моногамны, у других в личной жизни царят хаос и промискуитет. Одни забавляются красивейшими ритуалами ухаживания, другие приступают к делу без проволочек. Одни используют секс как инструмент конкуренции, другие – для сотрудничества. Одни совокупляются строго для продолжения рода, другим удовольствие доставляет сам процесс, а третьим, возможно, процесс, наоборот, причиняет дискомфорт.

Так и хочется воскликнуть: «Ну, совсем как люди!» Но это будет неправдой, точнее, антропоморфизмом – интеллектуальным «грехом» приписывания не-людям человеческих черт и поступков. Не стоит принимать антропоморфные уподобления за чистую монету, а лучше просто понаблюдать за сексом в мире животных и восхититься великолепием и разнообразием форм, в которых реализуется базовый для всех живых существ инстинкт.

Если бы обезьян бонобо, или карликовых шимпанзе, живущих в густых лесах Центральной Африки, не существовало, их обязательно придумали бы либо феминистки, либо пацифисты, либо поклонники свободной любви, либо поклонники любви однополой. Потому что бонобо – это такие обезьяны-хиппи, живущие в соответствии с девизом «make love not war».

Бонобо очень много занимаются сексом, причём отнюдь не только для продолжения рода (детёныши у них рождаются редко и растут долго, что, в сочетании с интенсивным истреблением лесов в местах их обитания поставило весь вид под угрозу вымирания). Они имитируют совокупление, заменяя многие конфликты и агрессивные «разборки» весьма недвусмысленными ласками с представителями и своего, и противоположного пола. Например, спор двух самцов за право обладания самкой кончится не дракой, а эротической игрой, в которой проигравший получает своеобразное утешение. А две самки перед тем, как приступить к еде, сделают друг другу приятно, что, вероятно, значит: «дорогая, мы же не поссоримся из-за этого банана!»

Кстати, самки у бонобо едят первыми, самки же определяют место своих детёнышей-самцов в иерархии, причём делают это тоже посредством эротической игры друг с другом.

Матриархат может быть не только нежным, как у бонобо, но и… И ведь не скажешь «кровавым», поскольку крови как таковой у насекомых нет… Впрочем, это не делает половую жизнь богомолов и ещё нескольких видов насекомых (скажем, пауков) менее брутальной. Да, правда такова: самка богомола действительно пожирает самца сразу после или непосредственно во время спаривания. Таким образом, она обеспечивает себя пищей, за которой не надо далеко ходить. Следовательно, её потомство получает дополнительные шансы на выживание.

Согласно некоторым исследованиям, у богомолов самцы составляют до 63% рациона самок. При этом наблюдения показали, что мужские особи вовсе не идут на самопожертвование с покорностью мазохистов: они стараются поднять свои шансы на выживание, например, предпочитая сытых возлюбленных голодным или запрыгивая на даму сердца с большого расстояния, чтобы труднее было поймать. А дальше – уж как повезет…

Гарантию долгой жизни и спокойной смерти несчастному самцу богомола может дать только полное воздержание от спариваний. Но это значит, что он не произведёт потомства, не распространит свои гены и проиграет во внутривидовой конкурентной борьбе. Так благодаря победе инстинкта размножения над инстинктом самосохранения обеспечивается воспроизводство вида.

Как правило, у птиц нет пениса. Однако у гусеобразных он есть. А у самцов аргентинской савки этот орган может в полтора раза превышать длину самой утки, достигая 45 сантиметров. Возникает резонный вопрос: куда столько? Не заворачивается же он в клубочек в теле самки в процессе спаривания?

Совершенно верно, не заворачивается. И с «технической» точки зрения размер детородного органа этих удивительных птиц совершенно избыточен. А отрастили они его себе для хвастовства.

Другие животные – и люди в том числе – чтобы обойти соперников в брачных играх используют символы: павлин распушает хвост, голубь надувается, чтобы казаться больше, дельфин танцует, а мужчина принимается осыпать даму сердца подарками. Аргентинские савки «решили» упростить схему, используя в качестве символа пениса сам пенис. Разглядывая во время брачных игр предложенный ассортимент гениталий, самка выбирает наиболее подходящего для себя партнёра – и вуаля!

Мастурбацию жеребцов, которая выражается в эрекциях и движениях пениса вне сексуального контекста, заводчики и владельцы долгое время относили к числу так называемых «стойловых пороков» – дурных привычек, которые развиваются у лошадей от скуки. Недавние исследования, в том числе наблюдения за дикими лошадьми, показали, что такое поведение естественно и не снижает качества жеребца как производителя. А вот попытки противодействия мастурбации (обычно через наказание) как раз ведут к нарушениям репродуктивного поведения.

Мастурбируют отнюдь не только лошади. Это делают и кенгуру, и собаки, и слоны, и львы, и птицы, и пингвины, а уж о приматах и говорить не приходится. Некоторые животные отличаются особой изобретательностью. Так, самка поркупина (североамериканского дикобраза) пользуется палкой как вибратором: один конец она держит в лапах, а другим волочит палку по земле, прижимаясь к ней гениталиями.

***

Пожалуй, единственная черта полового поведения человека, которой не сыщешь у животных – стыд проявлений собственной сексуальности. Поборники пуританской морали скажут: «Правильно, человек – это звучит гордо, не по чину нам уподобляться зверям». Звучит резонно. Но зачем тогда для порицания необычных сексуальных практик использовать аргумент об их «противоестественности» и «ненормальности»? Во-первых, это просто не соответствует действительности: невинные животные вполне естественным образом выделывают друг с другом вещи, от упоминания которых люди краснеют, а то и бледнеют. Во-вторых, если «противоестественное» дурно, значит, похвальным следует признать как раз «животное» поведение?

В общем, выходит, что подтверждение или опровержение «правильности» тех или иных форм сексуальности ссылками на поведение животных – чистой воды демагогия. Не только вредная, как и любая демагогия, но и совершенно ненужная. Ведь мы можем выбирать свою сексуальность — выбирать свободно, ответственно и обдуманно. Этим и отличаемся от животных.