Говоря о фантазии, мы подразумеваем, что хорошо отличаем друг от друга настоящее и ненастоящее, то, что есть в действительности, от того, что существует только в нашем воображении. До тех пор, пока у нас не появляется способность раз-
дичать это, чувствовать разницу между существующим и несуществующим, нельзя сказать, что у нас имеются представления фантазии. Фантазия, по крайней мере феноменологически, подразумевает дифференциацию переживаний — действительность восприятия, данная в памяти действительность и действительность, подразумеваемая в фантазии, — все это должно переживаться как различное; говорить о наличии представлений фантазии можно лишь после этого.
Ребенок до определенной возрастной ступени не способен к такой дифференциации различия действительности — его переживания подразумевают одну и ту же реальность в случаях восприятия, памяти или фантазии. Это означает, что ребенку зачастую все равно, представляет он нечто или воспринимает — и представленное, и воспринятое переживается им, как действительно данное. Подтверждением этого является тот факт, что ребенок переживает свои представления эйдетически.
Наряду с этим часто случается, что ребенок переживает как данность желаемое, то есть то, чего в действительности у него нет, но что он желал бы иметь.
Двухлетнему ребенку дали кусок хлеба, однако без масла. Он взял нож, поводил им по хлебу, как бы намазывая маслом, а затем с довольным лицом заявив, что сейчас у него хлеб с маслом, с удовольствием начал есть (Скупин).
Известно, как обращается ребенок со своими игрушками: кукла для него человек, во всяком случае, он обращается с ней как с живым существом — действительность игры и реальная действительность для него одно и то же.
Или хотя бы сновидения. Всем известно, как часто дети просыпаются с плачем! Ребенок во сне потерял мяч и после пробуждения уверен, что это действительно случилось. В дальнейшем положение несколько меняется, дети начинают различать действительность сновидения от реальности, хотя и то и другое все еще остается для них одинаковым. По словам одного ребенка, «если не спишь, сновидение остается в голове; а когда заснешь, оно выходит наружу» (Вернер).
Особенно иллюстративным является следующее наблюдение: ребенка, описанного Мис-Шином, в двухлетнем возрасте попросили сказать, что такое молния. В ответ он закрыл глаза, нажал на них крепко рукой и заявил: «Вот она какая». Этот пример со всей очевидностью свидетельствует, что для ребенка представление столь же реально, как и восприятие. Он уверен, что то, что существует для него, существует и для других. Субъективная и объективная реальность для него одно и то же.
Ребенок аналогично относится и к действительности, данной в искусстве, которая также не отделена от реальной действительности: трехлетний ребенок какое-то время смотрел на большую фотографию отца, а затем заявил: «Попроси папу выйти из фотографии» (Скупин).
Таким образом, в раннем детском возрасте (до 6—7 лет) различное осознание модальностей действительности отсутствует. Для ребенка существует лишь одна действительность. Однако было бы ошибкой думать, что эта единственная действительность представляет собой реальную действительность, что все фактически являющееся нереальным он считает реальным, что все его представления имеют перцептивный характер. Нет, и ни одна из этих действительностей не есть для него то, чем для нас является реальная действительность. Будет правильнее сказать, что действительность ребенка — это «диффузная действительность» (Вернер), в которой одновременно даны элементы всех модальностей.