6. Обслуживание и практическое мышление

Однако все это еще не означает, что практическое мышление дает завершенную идею средства и, следовательно, возможность создания настоящего орудия. И первое, и второе представлены в практическом мышлении лишь в зачаточной форме — во всяком случае на уровне животной ступени его развития.

Естественно встает вопрос: на основе какой формы активности должно было возникнуть практическое мышление?

ДЛЯ ответа на данный вопрос решающее значение имеет одно наблюдение Кёлера. Его обезьяны обожали играть с ящиками, в большом количестве валявшимися во дворе. Они проводили в этой игре почти все свое свободное время. Однажды Кёлер велел занести все ящики в комнату, в которой обезьяны спали ночью. Утром, когда их выпустили во двор, произошло нечто довольно любопытное: несмотря на то, что они казались весьма огорченными по поводу того, что не могут больше играть с ящиками, ни одной из обезьян даже не пришло в голову вернуться в спальню и вынести ящики обратно.

Чем можно объяснить данное обстоятельство? Единственное, что в данном случае можно предположить, это то, что для шимпанзе, по-видимому, «ящик во дворе» и «ящик в спальне» — не одно и то же, то есть идея идентичности предметов им недоступна. С учетом этого понятно, почему ни Кёлером, ни другими исследователями не описан хотя бы один случай, когда животное приберегло на будущее с таким трудом сделанное им орудие. Одно из самых способных животных Кёлера — шимпанзе по имени Султан соединил две бамбуковые палки, сделав одну, более длинную палку, с помощью которой достал банан, расположенный довольно далеко от клетки. Несмотря на то, что это орудие пригодилось бы ему и в будущем, он выбросил палку сразу же после ее употребления, хотя в случае надобности животному пришлось бы заново соединять палки, что давалось ему не так уж легко. Отсюда ясно видно, что шимпанзе способно сделать «орудие» лишь для единичного, частного случая; каждый раз, когда ему нужно добыть пищу, шимпанзе специально для данного случая делает соответствующее «орудие»; заново оказавшись в аналогичной ситуации, он снова начнет делать такое же «орудие». Стало быть, «орудие» шимпанзе не есть настоящее орудие, поскольку орудие подразумевает возможность его повторного использования; орудие переживается как средство, имеющее определенное назначение вообще. Поэтому орудие как таковое переживается, как пригодное всегда, подобно органам собственного тела. Следовательно, в случае шимпанзе нельзя говорить о настоящем орудии. Как и любое животное, шимпанзе не в состоянии ни сделать, ни употребить настоящее орудие.

Уже тот факт, что шимпанзе даже орудие делает для конкретной, определенной потребности, очевидным образом доказывает его неспособность к настоящему труду. Когда энергия затрачивается на удовлетворение конкретной, индивидуальной потребности, когда какой-либо продукт делается только ради удовлетворения определенной, конкретной потребности данного индивида, тогда, как известно, имеем дело не с настоящим трудом, а лишь с такой формой активности, которую можно назвать «обслуживанием».

В случае труда отмечается совершенно иное положение: цель создания продукта труда состоит не в удовлетворении конкретной, индивидуальной потребности момента, а потребности вообще, потребности как таковой, невзирая на то, у кого и где она возникла. Первым такого рода продуктом исторически безусловно было орудие. Именно поэтому процесс труда начинается только при создании орудия.

Таким образом, «орудие» шимпанзе еще не может считаться настоящим орудием; основная форма его активности не выходит за рамки обслуживания, именно поэтому переживание орудия ему еще чуждо. Как видим, начальная форма проявления мышления — практическое мышление зародилось и оформилось в условиях обслуживания. В процессе дальнейшего развития активности — на ступени труда появляются более высокие формы мышления: для него практического мышления уже недостаточно. Эти формы вначале представляют собой конкретное, образное мышление и затем — вербальное, логическое, научное, отвлеченное мышление.