Другая группа психологов, особенно немецких ученых (Бюлер, Линдворский и др.), возражают против вывода Кёлера по иным соображениям. По их мнению, тот факт, что обезьяны решают столь сложные задачи, еще не доказывает того, что они каким-то образом обращаются к мыслительным актам. Дело в том, что объяснить их поведение можно и по-другому, не обращаясь к мышлению. Очевидно, что если такое объяснение действительно существует, то отдать предпочтение следует ему, поскольку признание способности мышления у животных имеет оправдание лишь в том случае, если выяснится, что объяснить их поведение посредством других, более элементарных функций, совершенно невозможно. По мнению этой группы психологов, особенности поведения кёлеровских обезьян вполне сводимы к более простым психическим функциям.
И действительно, что лежит в основе успешного поведения обезьян в опытах Кёлера? Как отмечал Бюлер, это несомненно означает использование взаимоотношений, существующих между предметами, предъявляемыми в опытах. Однако разве отношения постигаются только лишь разумом? Давно замечено (Шуманом), что при
сукцессивном сравнении двух величин, например, двух кругов, маленький круг, предъявленный после большого, как будто сжимается, тогда как при обратной последовательности сопоставления большой круг как бы расширяется. Переживание, сопровождающее это «расширение» или «сужение», именуется «переходным переживанием» (Übergangserlebnis). Полагают, что в основе акта сопоставления лежит именно этот специфический феномен — «переходное переживание»; когда второй круг «сужается», то он воспринимается более маленьким, чем первый круг, тогда как при «расширении», наоборот, кажется больше. Следовательно, при сравнении нет нужды говорить о специфическом постижении соотношений, о каких-то умственных операциях. Соотношение «больше-меньше» мы постигаем не посредством мышления, а с помощью «переходного переживания».
Но коль скоро это так, то несомненно, что «животное постигает соотношения именно с помощью переходных переживаний, а не с помощью мышления» — отмечает Линдворский, полностью отрицающий предположение о том, что обезьяна действительно способна постигать соотношения; по его мнению, она переживает не соотношения, а переход.
Однако «переходное переживание» отмечают лишь некоторые испытуемые Шумана, тогда как большинство о нем ничего не знает. Так что же может послужить доказательством того, что у животных это переживание выражено сильнее, чем у нас? Но даже допустив наличие у животных данного переживания, очевидно, что для них оно должно быть гораздо менее заметным, чем для людей.
В ответ на это сторонники теории переходного переживания рассуждают следующим образом: разумеется, животное может иметь очень слабое переходное переживание, однако это вовсе не мешает нам полагать, что при сравнении животное все-таки опирается на него. Дело в том, что известны случаи, когда наше суждение предопределено настолько слабым чувственным впечатлением, что его невозможно даже заметить. Следовательно, слабость переходного переживания еще не является доказательством того, что оно не может лежать в основе акта сравнения.
Таким образом, мы видим, что существуют и другие попытки интерпретации результатов Кёлера. В соответствии с ними, отнюдь нельзя считать доказанным, что шимпанзе решает свои задачи с помощью мышления. Так что же лежит в основе поведения обезьян в опытах Кёлера? По мнению Торндайка, это — принцип «проб и ошибок», согласно же немецким психологам — слабые, незаметные, так называемые «переходные переживания». Однако крайне механистическая природа принципа «проб и ошибок» и не менее крайне гипотетический характер «незаметного переходного переживания» ставят под сомнение их преимущество перед интерпретацией самого Кёлера.