Особенно важным является то обстоятельство, что внешние раздражения могут быть руководителями внешних реакций, развивающихся не тотчас после внешнего раздражения, а спустя то или иное время после него, следовательно более отдаленных по времени внешних реакций. Это достигается тем, что внешние впечатления оставляют известный след в нервных центрах, способный к оживлению и к возбуждению этим путем внешней реакции.
Этот процесс оживления следов лежит в основе так называемой репродуктивной реакции, о которой подробнее мы скажем позднее.
Здесь мы хотели бы отметить лишь, что репродуктивная деятельность нервных центров лежит в основе всякого нервно-психического акта.
Собственно благодаря репродуктивным процессам и является возможность тех реакций, в которых принимает участие прошлый опыт индивида и которые благодаря этому влиянию прошлого опыта обособляются как нервно-психические реакции от всех других более элементарных реакций или обыкновенных рефлекторных движений.
Отсюда ясно, что репродуктивная деятельность нервных центров обусловливает то, что прошлый индивидуальный опыт не исчезает бесследно, а оказывает то или другое влияние на все последующие отношения организма к окружающему миру.
Репродуктивные процессы предполагают сохранение следов прошлых впечатлений на то или другое время, в течение которого они оживляются, т. е. становятся вновь способными возбуждать реакцию, подобно всякому внешнему впечатлению. Но это оживление прошлых следов, понимаемое нами под именем репродуктивных процессов, обусловливается обыкновенно тем или другим поводом.
Самый простой случай, когда обнаруживается влияние прошлого опыта на внешние реакции, мы имеем в повторении одних и тех же движений. Собственно, целесообразное повторение одних и тех же движений никогда не представлялось бы возможным без сохранения и оживления прошлых следов.
Дело в том, что вполне тождественных впечатлений мы обыкновенно не находим в условиях окружающей нас действительности. Представим себе, что дитя тянется к свечке. Когда оно увидело свечку, в нем впервые возник импульс к движению в направлении к свечке. По выполнении
Этого движения ребенок второй раз имеет уже впечатление от свечки с несколько иного расстояния и даже в ином направлении от себя. Поэтому повторение той же реакции без руководства прошлым опытом не достигло бы цели. Но благодаря прошлому опыту повторение того же самого движения соответственным образом видоизменяется, сообразно пространственному изменению внешних впечатлений.
С другой стороны, мы знаем, что возобновление прошлой реакции всегда более или менее облегчено и потому требует меньше времени, нежели возбуждение той же самой реакции в первый раз. Отсюда ясно, что 1) первоначальная реакция оставила в центрах известный след в виде более или менее подготовленного пути для возобновления реакции и 2) возобновление реакции облегчается благодаря оживлению следа от первоначальной реакции.
Есть и другие вполне объективные доказательства оживления следов. Так, если мы будем человеку или животному безразлично давать два раздражения, из которых одно возбуждает обыкновенный рефлекс, другое же не возбуждает рефлекса, и будем давать эти раздражения в таком порядке, что последнее, предшествуя первому, будет даже разделено известным промежутком времени, то после некоторого числа повторений уже и раздражение, прежде не возбуждавшее никаких рефлексов, будет сопровождаться тем же самым обыкновенным рефлексом, который вызывался следующим за ним раздражением, и притом этот рефлекс будет возбуждаться некоторое время даже в том случае, когда второго раздражения уже не будет даваться вовсе. Этосшыт не может быть истолкован иначе как тем, что благодаря установившейся связи двух раздражений след от раздражения, возбуждавшего рефлекс, оживляется при действии раздражения, первоначально его не возбуждавшего, вызывая сам рефлекс.
С другой стороны, если мы будем реагировать на повторно происходящие с известною скоростью звуковые раздражения каким-либо движением, например простым сгибательным движением пальца, то вслед за прекращением звуковых раздражений движение не прекращается сразу, а продолжается некоторое время с прежним темпом и по прекращении звуковых раздражений. Далее, если ряд звуковых раздражений не отличается такою скоростью, чтобы после прекращения звуков они еще возобновлялись некоторое время, то они проявляются еще при световых раздражениях, производимых на смену слуховых раздражений с тем же темпом, как и бывшие ранее звуковые раздражения .
Опять-таки и эти опыты говорят о том, что в данном случае движение по прекращении звуковых раздражений обусловливается последующим за прекращением звукового раздражения оживлением следов.
Нет надобности говорить, что опыты со словесными реакциями показывают также роль репродуктивной деятельности нервных центров, благодаря чему, собственно, и получает значение в жизни всякого индивида так называемые упражнение и прошлый опыт.
Ясно, что для того, чтобы возможно было руководиться прошлым опытом, именно и необходимо, чтобы внешние впечатления оставляли следы в центрах материального характера, способные к оживлению при соответствующих условиях.
Запас этих следов в нервных центрах и обусловливает те внутренние импульсы для внешних реакций, которые, возникая благодаря репродуктивной деятельности нервной системы, кажутся на первый взгляд как бы самостоятельными, или аутохтонными, тогда как в действительности они
обязаны своим происхождением оживлению следов от прежних впечатлений, обусловленных ранее бывшими внешними воздействиями.
Способностью мозга образовать следы от бывших внешних воздействий и при том или другом случае оживлять их объясняется и изменение внешней реакции при повторении того же самого воздействия,— изменение, обусловленное влиянием прежних следов на возбуждение внешней реакции.
Допустим, что человек встречается в первый раз с каким-нибудь другим лицом. От этой встречи остается известный след в центрах, который окажет известное влияние и на последующие встречи, так как при всякой новой встрече с тем же самым лицом человек обнаруживает уже иную реакцию, обращаясь с ним, как с лицом ему знакомым. Первое впечатление, таким образом, оставив известный след, оказало путем оживления этого следа соответствующее влияние на последующую реакцию при виде того же самого лица, в чем в данном случае и сказалось влияние прошлого опыта. Другой пример: человек в первый раз испытал на себе укус собаки. Ранее относившийся вполне равнодушно к собакам теперь при встрече с ними.он принимает уже должные предосторожности. Ясно, что поведение человека при данном внешнем воздействии изменилось, вследствие раз испытанного влияния, которое должно было оставить след в центрах, способных изменять известным образом внешнюю реакцию при данном воздействии.
Не может подлежать сомнению, что речь идет здесь о следах, образовавшихся от внешнего воздействия в момент его влияния. Это очевидно из того, что реакция, которая была вызвана данным внешним воздействием, повторяется в сходственном виде и при другом внешнем воздействии, которое имеет известное соотношение с первым воздействием. Для подтверждения сказанного мы воспользуемся здесь еще следующим примером. Допустим, что человек катается на лодке. Но вот он сверх всякого ожидания замечает грозовую тучу и, когда начинается буря, он быстро спешит к берегу. В другой раз тот же человек находится на лодке и опять замечает грозовую тучу. Уже не дожидаясь бури, он причаливает к берегу. Ясно, что грозовая туча как внешнее воздействие стоит в соотношении с последующей бурей и этого достаточно, чтобы при виде тучи явились все последствия влияния бури, как будто бы она уже наступила. Эти последствия и вызваны именно оживлением в центрах следа от бури, явившегося результатом бывшего ранее впечатления.
Из вышеизложенного очевидно, что внешние раздражения оставляют комплексы следов, сочетающихся не только друг с другом в том или ином отношении, но и с прежними комплексами следов. Это приводит к тому, что каждое новое раздражение может возбудить реакцию, которая соответствует не самому раздражению, а находящемуся в сочетании с этим раздражением одному из прежних комплексов раздражений, а при помощи посредствующих сочетаний и другому из прежних комплексов.
При этом следует иметь в виду, что раздражение, оставляющее в центральных органах комплекс следов, обычно представляется сочетающимся не с одним только, а с целым рядом других комплексов следов, которые могут быть оживлены при посредстве одного и того же раздражения.
Возникает теперь вопрос, почему данное раздражение вызывает к деятельности в данных условиях тот, а не иной комплекс следов.
В этом отношении мы должны иметь в виду прежде всего, что повторное установление взаимоотношения и частое взаимное оживление следов укрепляют объединяющую связь между комплексами благодаря развитию своего рода проторенного пути и потому естественно, что в этом случае одно раздражение должно с большей частотой по сравнению со всеми
другими оживлять часто возбуждаемый сопутственно с ним комплекс следов и соответствующую ему реакцию.
Поэтому более многократно и более часто повторяемые раздражения оставляют обыкновенно следы, легче оживляющие прежнюю реакцию. Это очевидно, между прочим, и из опытов с нажатием пальца на баллончик при звуковых раздражениях. Чем большее число раз в ответ на звуковые раздражения метронома мы проделаем нажатием пальца на баллончик, тем большее количество нажатий мы произведем автоматически вслед за остановкой метронома.
Равным образом нажатия, производимые с более частым темпом, ceteris paribus вызывают большее количество нажатий после прекращения звуковых раздражений. Наконец, и более интенсивные внешние раздражения до известных, впрочем, пределов возбуждают следы, легче оживляющие внешнюю реакцию, как это можно видеть из тех же опытов с нажатием пальца на резиновый баллончик при звуковых раздражениях и последовательной их остановкой.
То же самое может быть доказано опытами с сочетанием внешнего раздражения, возбуждающего рефлекторную внешнюю реакцию с индифферентным или не возбуждающим таковой. Чем большее число раз мы повторим это сочетание, тем более деятельным является след от диффе-рентного раздражителя, вызываемый индифферентным раздражением.
Так, если мы будем одновременно давать электрическое кожное раздражение, возбуждающее экспирацию, со светом, не действующим на дыхание, то при большем числе произведенных сочетаний один свет без звука путем оживления звукового следа будет возбуждать более резкий экспираторный эффект и большее число раз, нежели при меньшем числе произведенных сочетаний.
Равным образом сила раздражения, оставляющего след, не остается без влияния на вызываемую реакцию. Если мы возьмем тот же случай сочетания индифферентного внешнего раздражения с таким раздражением, которое вызывает обыкновенный рефлекс, то большая сила последнего раздражения при одинаковом числе сочетаний вызовет более значительный по количеству эффект при действии одного индифферентного раздражителя, возбуждающего реакцию при посредстве оживления следа от первично деятельного раздражителя, возбуждающего рефлекс.
С другой стороны, оживлению следа благоприятствует свежесть сочетания по времени, реакция сосредоточения, направленная на внешние раздражения, затем разнообразие сочетаний, что обусловливается большим количеством воспринимающих органов, участвующих в процессе впечатления.
Не подлежит, впрочем, сомнению, что на прочность следов оказывают влияние и многие другие условия, как, например, большее или меньшее участие различных воспринимающих органов в сложном внешнем впечатлении, возбуждение данным внешним впечатлением органических реакций и отношение его к личной сфере, возбуждение им'реакций сосредоточения и др.
Кроме этих условий, по отношению к оживлению могут иметь значение и некоторые другие данные, между которыми заслуживает особого внимания сопутствие двум внешним раздражениям или большему их числу одной и той же внутренней реакции, что устанавливает особенно близкое отношение этих раздражений к индивидуальной или личной сфере.
Так как под влиянием внешних воздействий образуется целая цепь связанных друг с другом комплексов следов, то ясно, что одно внешнее раздражение может последовательным образом возбудить ряд следов, из которых средние члены не достигают такой живости, чтобы вызвать
резкую внешнюю реакцию и могут быть рассматриваемы как посредствующие звенья в цепи сочетаний. В этом случае мы будем иметь пример оживления под влиянием одного раздражения целого ряда комплексов следов, из которых одни, оживляясь и не производя внешней реакции или лишь слабую, служат как бы посредниками для оживления других следов, возбуждающих уже внешнюю реакцию.
Этот процесс посредничества одних следов в оживлении других и возбуждении соответствующих им реакций внешним образом характеризуется длительностью времени, протекшего от начального раздражения до возникшей реакции, а также особой реакцией внутреннего сосредоточения, характеризующегося задержкой всех вообще внешних реакций.
Само собою разумеется, что следы от бывших воздействий со временем под влиянием тех или иных условий могут исчезать более или менее совершенно, благодаря чему со временем не может быть оживляема и сопровождающая их реакция.
Это доказывается уже вышеприведенными опытами с воспроизведением двигательной реакции после прекращения звуковых раздражений. Нетрудно убедиться при записи вышеупомянутых отметок на закопченном барабане, что двигательная реакция с каждым ее возобновлением ослабевает в силе и, наконец, становится как бы незаметной. Так как двигательная реакция здесь обусловливается оживлением следов, то очевидно, что с течением времени след, несмотря на оживление, постепенно стирается до полного исчезания и необходим новый ряд внешних раздражений, чтобы возобновить следы, способные к возбуждению внешней реакции.
То же самое может быть доказано и на следах, возбуждающих символическую реакцию.
В последнем случае, как показывает опыт, упроченные путем долговременного упражнения следы почти ничего не теряют в своей интенсивности в первые 5 мин, со временем же они постепенно слабеют и, наконец, исчезают совершенно.
Говоря об оживлении следов, необходимо иметь в виду, что возможно влияние следов на последующие реакции без того, чтобы оказалось возможным оживление следов.
Уже Ebbinghaus обратил внимание на тот факт, что иногда следы бывших впечатлений не оживляются, и эти впечатления не оцениваются как бывшие, и тем не менее они оказывают известное влияние на последующие репродуктивные реакции. Сюда он относит, например, влияние привычки. Но еще с большею точностью факт этот был доказан в исследованиях г-жи Штакельберг в нашей лаборатории .
Мы остановились на вопросе о влиянии неоживляемых следов при первом предъявлении унков, на их оживлении при вторичном показывании тех же унков. Для этих опытов мы брали слова существительные, выражающие конкретные и отвлеченные символы. Они были написаны на широких листах бумаги, укреплявшихся на вращающемся цилиндре Verdin ' a . Перед последним ставился черный экран со щелью, для наблюдения через нее испытуемым. Цилиндр приводился в движение по звуку метронома, так что слова показывались через каждые 1,5 с. При этом пользовались тремя способами. В одном перед глазами испытуемых проходили слова, видимые через щель экрана, в другом испытуемые, увидев слова, их произносили, в третьем способе испытуемые не видели слов, они только слушали их из уст экспериментатора, который их произносил в такт с камертоном.
Испытуемому обыкновенно показывались или прочитывались при нем вслух последовательно три таблицы слов по 10 в каждой, причем в одной таблице были сгруппированы конкретные двусложные, в другой — конкретные трехсложные, в третьей — отвлеченные слова. После оживления следов каждой таблицы порознь воспроизведенные слова записывались. После того делали перерыв в 10 мин, во время которого оживленные слова замещались новыми, неоживленные же оставлялись в таблице. Затем снова показывались последовательно три таблицы с 10 словами каждая, состоявшие наполовину из новых, наполовину из неоживленных ранее слов, причем воспроизведенные слова в каждой из них вновь записывались. Всех испытуемых было 5 врачей, над каждым из них проделано 6 сеансов: 2 со зрительными, 2 со слуховыми и 2 со сложными зрительно-двигательно-слуховыми (слова виделись и произносились) впечатлениями. Кроме того, над 3 испытуемыми были в 4 сеансах проделаны опыты с замещением в таблицах тех слов, которые не оживлялись.
В результате всех опытов можно сделать следующие выводы:
1) слова, уже однажды оживленные, как и следовало ожидать, оживляются значительно лучше новых.
2) Слова, предъявлявшиеся в опытах, но не оживляемые непосредственно вслед за первоначальным раздражением, оживляются в общем лучше новых, хотя здесь возможны и исключения.
3) Степень воспроизведения оживляемых и неоживляемых слов у отдельных лиц не всегда идет параллельно одни другим.
4) Влияние на оживление различных способов воздействия внешних объектов (через орган слуха, зрения и т. п.) находится в зависимости от индивидуальных условий.
5) Названия предметов оживляются лучше отвлеченных слов, хотя и здесь представляются незначительные индивидуальные колебания.
Таким образом, очевидно, что и те следы, которые не могут быть оживлены тотчас же после происшедшего впечатления, не остаются бесследными в нервно-психической сфере, так как можно точным образом доказать их влияние на оживление следов при последующем повторении внешних впечатлений.
Факт этот, как нам кажется, должен быть поставлен в связь с тем, что репродуктивная деятельность, выражающаяся оживлением следов, находится в тесной зависимости от сочетательной деятельности, и хотя метод Ebbinghaus ' a был создан со специальной целью устранить влияние сочетательных процессов на оживление, но все же и в этом случае сочетательная деятельность, хотя и сводилась на minimum , но не могла быть совершенно устранена, вследствие чего и в опытах Ebbinghaus ' a уже получалось влияние неоживляемых слогов на последующее их заучивание, что еще демонстративнее доказано произведенными у нас опытами госпожи Штакель-берг.
Из только что приведенных опытов явствует, что процесс оживления не всегда представляет параллельное развитие с процессом фиксирования или закрепления следов.
В патологических состояниях это явление наблюдается в еще более резкой форме. Так, наблюдаются случаи, когда, например, человек плохо воспроизводит все настоящее, тогда как прошедшее, зафиксированное давно, он передает с подробностями.
В других случаях мы имеем обратное отношение, когда человек прекрасно воспроизводит все настоящее, тогда как прошедшее, которое он до болезненного состояния хорошо воспроизводил, теперь совершенно забылось и не может быть воспроизведено.
В некоторых патологических случаях подобные состояния могут быть
и временными. Например, больной не может оживить ни одного следа из данного периода времени, тогда как при новом подобном же припадочном состоянии больной может оживить все следы, бывшие в течение первого припадка.
Известно, что аналогичное состояние может быть вызвано искусственно в глубоком гипнозе, когда человек по выходе из этого состояния не может оживить ни одного следа, но достаточно его вновь погрузить в гипноз, как все зафиксированное в течение первого сеанса гипноза может быть оживлено с полной точностью.
Очевидно, что и эти случаи стоят в прямой зависимости от сочетательной деятельности. Когда последняя угнетена или нарушена вообще, тогда и оживление следов представляется ослабленным или даже невозможным.
Но первое и основное условие всякого оживления — это фиксирование следов. Если следы почему-либо не зафиксировались, то, очевидно, они не могут быть и оживляемы. Равным образом, при естественном стирании следов оживление становится недостаточно точным.
Обычно, чем реже вообще повторяется внешнее впечатление, тем скорее идет и процесс стирания следов. Тем не менее прочность фиксирования и оживления следов находится, как мы видели, в связи с различными внешними и внутренними условиями и в то же время подлежит большим индивидуальным колебаниям.
В индивидуальной жизни человека процесс оживления следов, очевидно, проявляется с того самого момента, с которого обнаруживаются первые впечатления с образованием следов и в этом отношении неоспоримо, что этот акт начинается с первых дней жизни младенца и даже проявляется у недоношенных детей. В этом отношении не лишено значения наблюдение Ргеуег'а. Его мальчик на второй день по рождении выпил коровье молоко, разбавленное водою, но на 4-й день он уже не хотел его более принимать. Здесь оборонительная реакция явилась следствием оживления следов от бывших ранее воздействий при вливании разбавленного коровьего молока.
Однако должно иметь в виду, что развитие процесса оживления следов стоит в связи с развитием деятельности воспринимающих органов, вследствие чего оживление следов от сетчаточных, улитковых и кожно-мышеч-ных раздражений обнаруживается позднее, нежели от язычно-сосочковых и носовых.
Оживление следов от более сложных раздражений, как мы знаем, стоит в зависимости от развития процессов сочетания, вследствие чего явные признаки оживления следов от бывших воздействий этого рода наблюдаются в более позднем возрасте. Уже в 6 месяцев мальчик, испытавший обжог руки от горячей воды, отстранился, увидев ту же воду. Один ребенок 4 месяцев начал улыбаться, увидев свою няню после четырехнедельного ее отсутствия.
Нет надобности грворить, что у детей, как и у взрослых, оживление следов происходит по тому признаку, который оставил наиболее прочный след. Так, Baldwin описывает один заслуживающий внимания опыт над ребенком 6,5 месяцев. Этот ребенок был разлучен со своей няней на 3 недели. Когда няня вернулась, она показалась ему, не сказав ни слова, затем она стала говорить, скрывшись от ребенка. В обоих случаях она не возбуждала никакой реакции со стороны ребенка, но достаточно было ей показаться снова и запеть прежнюю детскую песенку, как ребенок тотчас же стал «выражать свою радость» и потянулся к няне.
Что касается вопроса о том, когда в филогенетическом ряду животных впервые обнаруживается оживление следов, то в этом отношении наблюдения крайне бедны относительно низших беспозвоночных животных. По-ви димому, однако, уже насекомые обнаруживают признаки репродуктивной деятельности. Что же касается млекопитающих, то несомненно, что уже низшие представители их — рыбы обнаруживают явные признаки оживления следов.
В доказательство репродуктивной способности у рыб можно сослаться на известные случаи приуч^яия рыб, содержащихся в бассейнах, собираться по звонку для корма.
Edinger , производя специальное исследование, убедился, что у рыб имеется простейшая репродуцирующая способность, но что будто бы нет доказательства в том, что у них имеются сочетательные процессы. Последнее во всяком случае подлежит большому сомнению, особенно если принять во внимание вышеуказанные случаи собирания рыб по звонку .
Вряд ли нужно говорить о том, что фиксирование следов, лежащее в основе их оживления, предполагает известные материальные изменения мозга.
Уже Hering признает в так называемой памяти «функции органиче ской материи» . Равным образом Ribot признает, что основы фиксирова ния коренятся в качестве организованной материи .
В репродуктивных процессах питание и кровообращение, по Ribot , должны играть существенную роль. Сохранение следов автор ставит в связь с питанием и состоящей в зависимости от него «конституцией мозга», тогда как воспроизведение зависит от общих и местных условий кровообращения . На наш взгляд, особого внимания заслуживает факт, что питание и кровообращение имеют громадное значение для репродуктивной деятельности. По Ribot , усталость во всех своих формах имеет в этом отношении огромное значение, так как впечатления, получаемые в этом случае, не фиксируются и воспроизведение их затрудняется или делается невозможным.
Таким образом, усталость вследствие нарушенного питания мозга крайне резко понижает фиксирование и воспроизведение следов.
Что касается зависимости воспроизведения от кровообращения, то сам автор заявляет, что этот вопрос гораздо менее ясен. По Ribot , воспроизведение обусловливается не одним общим состоянием кровообращения; на него оказывают влияние также особые условия кровообращения в мозгу и, вероятно, даже ограниченные изменения мозгового кровообращения. Кроме того, нужно иметь в виду качество крови так же, как и ее количество .
По Richet , если применить к живой клеточке кратковременное раздра жение, например, не более секунды, то физиологический процесс, обуслов ленный раздражением, продолжается более или менее значительное время и по прекращении раздражения, причем он может либо проявиться вовне, либо остаться скрытым. Мы имеем, таким образом, раздражение, которое уже здесь оставляет после себя следы как прообраз следов, оставляемых в коре головного мозга .
След в клетках вообще остается недолго и после того, как потрясение прекратилось, клетка возвращается к своему нормальному состоянию, тогда как в клетках нервно-психической системы полного восстановления первоначального состояния не происходит.
Forel по в своей лекции признает свойством всякой нервной деятельности: 1) способность оставлять после ее окончания измененное состояние, которое сохраняется; 2) восстанавливать посредством динамического следа бывший процесс подобным же образом, как и в первый раз.
Оба только что упомянутые качества — сохранять состояние и возобновлять его — не вполне различны, так как возобновление, в сущности, есть только усиление или новое оживление сохранившегося динамического следа.
По Jodl ' ro , след существует как физическое впечатление, как определенное, размещение и группировка молекул в центральных нервных органах, как мозговое расположение ( Disposition ) И .
По Dorpfeld ' y , расположение к возобновлению бывшего впечатления состоит в тех же изменениях, которыми обусловливается облегчение раз происшедшего возбуждения и которые лежат в основе управления .
Также и многие другие авторы под фиксированием следов разумеют сохранение размещений молекул или их расположений, которые образовались при первоначальном впечатлении и которые являются существенным условием оживления бывших нервно-психических процессов.
Касаясь вопроса о природе следов, необходимо иметь в виду, что все впечатления неразрывно связаны с рефлекторными актами, отражающимися вновь в центрах в виде впечатлений же, а потому следы от впечатлений, возбуждаемых внешними объектами, ничуть не могут быть представляемы в виде фотографического клише, как нечто статическое, а должны представлять собою динамическое явление, составленное из последовательного ряда следов от рефлексов, возбуждаемых данными внешними впечатлениями и мышечными впечатлениями. Очевидно, что и взаимная связь между теми и другими следами должна быть динамическая же resp . сочетательная, а не статическая.
Это ясно доказывается, между прочим, на зрительном аппарате. Первоначальное предположение, что сетчаточное изображение откладывается в мозгу в виде готового отпечатка, совершенно исчезло с тех пор, как было доказано, что сетчатка не содержит в себе элементов, отражающих глубину, расстояние и даже величину предметов.
Определения эти даются в двигательных следах зрительного органа, возбуждаемых путем рефлексов головного мозга. Таким образом, старое учение зрительных отпечатков статического характера на основании исследований Bourdon ' a пз , Reddingius ' a и в особенности 1ЧиеГя должно быть заменено концепцией динамических следов, возникающих как результат рефлексов головного мозга.
То же самое вытекает неизбежно из трудов R . Wahl ' a U , E . Mach ' a и Костылева, которые, хотя и имеют в виду субъективные явления психики, но могут быть с одинаковым основанием применены и к объективным явлениям нервно-психической деятельности.
В конце концов, сущность репродуктивных процессов заключается, по-
видимому, в том, что всякая протекшая нервно-психическая реакция облегчает нервную проводимость в такой мере, что новое возбуждение, попав на прежний путь, получает стремление идти или двигаться по этому пути как по пути меньшего сопротивления.
Известно, что, чем вообще чаще возобновляется реакция, тем она скорее протекает, так как соответствующие нервные пути лучше проторены.
Что однажды протекшая реакция действительно облегчает прохождение по тому же пути всякой последующей реакции, мы можем убедиться из того факта, что всякое новое сложное движение мы первоначально выполняем с большим трудом и с затратой значительного времени, но с каждым повторением этого опыта он облегчается и протекает скорее, пока не сделается машинальным .
Ясно, что с каждым актом нервно-психической деятельности облегчается путь для возобновления. Отсюда понятно, что если новый нервно-психический процесс вследствие распространения возбуждения попадает на путь ранее бывшей нервно-психической реакции, то он имеет тенденцию направиться по этому именно пути, воспроизводя бывшую ранее реакцию.
Руководствуясь вышеизложенным, мы могли бы представить закрепление следов с физиологической стороны в виде удерживания на известное время нового молекулярного расположения, вызванного бывшим ранее внешним воздействием.
Уже из вышеизложенного очевидно, что облегченная проводимость нервно-психической сферы обнаруживается тем в большей мере, чем менее прошло времени от бывшей ранее нервно-психической реакции и чем чаще она повторялась. Отсюда ясно, что в нервно-психической сфере мы получаем пути облегченной проводимости неодинаковой степени, иначе говоря, пути более проторенные и пути менее проторенные. Это обстоятельство и определяет в значительной мере то направление, которое принимает нервно-психическая реакция в том или другом случае в связи с ее исходным пунктом.
Заметим здесь же что с процессом репродукции, очевидно, стоит в прямой связи и все развитие нервно-психической сферы, причем правильная законосообразность реакций, очевидно, возможна только при точности репродуктивной деятельности центров.
По вопросу о том, передаются ли по наследству следы от впечатлений, действовавших на предков, не имеется еще полного согласия между авторами.
Старые воззрения Platon ' a , Deskartes ' a , Malebranche ' a и Leibnitz ' a , признававших врожденность следов (идей), в позднейшее время оспаривалось многими авторами и, между прочим, U . Verneuil ' eM , который не признает ничего врожденного в человеке .
Между тем Drummond полагает, что уже при рождении человек имеет следы опыта прошлых поколений, причем он имеет также наследственную тенденцию к выбору известных впечатлений, благодаря чему одни из них замечаются, другие нет. Следы этой примитивной наследственной фиксирующей способности могут быть открыты уже в первых движениях ребенка. В течение последующей жизни эта способность совершенствуется вместе с индивидуальным опытом.
Мы полагаем, что имеющиеся до сих пор в литературе данные говорят о том, что все, что открывается в невропсихике человека, зависит от воздействий окружающей среды и от воспитания, но при этом не исключена возможность и наследственного расположения к упрочению определенных следов в большей степени, нежели других, что находится в прямой зависимости от неодинакового развития отдельных корковых центров.
Переходя к рассмотрению вопроса о локализации следов в нервной системе, необходимо иметь в виду, что суммирование раздражений, обнару живающееся уже в центрах спинного мозга и даже узловой системы, представляет собою как бы прообраз сохранения и оживления следов, так же как иррадиация раздражения и координация движений являются как бы прообразом сочетательной деятельности.
Недавние исследования Kalischer ' a , по-видимому, могут быть истолко-заны в пользу того, что фиксирование и оживление элементарных слуховых впечатлений возможно уже в подкорковых частях мозга.
О. Kaliseher предварительно дрессировал собак, приучая их хватать куски мяса при определенном тоне, названном им Fresston , а при другом тоне, названном им Gegenton ' oM , они должны были воздерживаться от хва тания. Оказалось, что Fresston действовал на собаку с любым количеством побочных тонов при таком сочетании звуков, при котором даже музыкальные люди не узнавали Fresston ' a . Далее, автор произвел опыты с удалением улиток, причем оказалось, что при одностороннем удалении улитки реакция на Fresston представлялась сохраненной, тогда как при двустороннем удалении улиток реакция на Fresston исчезает и собаки не поддаются дрессированию на Fresston . При одностороннем разрушении улитки и при удалении височной доли с той же стороны, когда собаки должны быть совершенно глухи по Munk ' y , реакция по Fresston , однако, вполне сохранялась.
То же самое наблюдалось при удалении обеих височных долей и даже при разрушении задних частей четверохолмия, тогда как обычные испытания слуха на зов, шум и т. п. обнаруживали полную глухоту у животных и в том и в другом случае. Отсюда автор приходит к выводу, что реакция на слух может происходить не только при посредстве корковых центров, но при известных условиях и через подкорковые образования.
Опыты эти, без сомнения, нуждаются еще в проверке, так как значение их оспаривается работами над слюноотделением, но так как при этом был применен совершенно иной метод, то эти опровержения и не могут быть признаны безусловными. Что же касается вопроса о локализации следов, то, имея в виду, что в вышеприведенных исследованиях речь шла о комбинации известного тона с двигательным импульсом, выполняемым, очевидно, при посредстве так называемой двигательной области мозговой коры, которая у животных не разрушалась, нет еще основания, ввиду вышеуказанных данных заключать об отложении следов в подкорковых центрах.
Во всяком случае, сохранение и оживление следов от более сложных впечатлений на основах сочетания, образовавшегося между новым впечатлением и следами от бывших внешних воздействий, есть принадлежность деятельности высших resp . корковых центров.
При этом, однако, не исключается, что образование и оживление следов от более простых впечатлений возможно и в подкорковых центрах.
Некоторые авторы, например, Fr . Frauth ll , различные виды следов локализируют в коре мозга, причем, однако, отложение следов Frauth представляет рассеянным по всей коре мозга. Однако сам автор указывает на патологические случаи, в которых один вид следов исчезает, тогда как дру гой вид следов сохраняется. Эти факты заставляют признать специальную локализацию для отложения следов в коре мозга.
Так как речь идет о следах, развивающихся непосредственно за впечат-
лениями, то, казалось бы, естественно ожидать, что следы отлагаются в тех же частях мозговой коры, в которых развивается и впечатление.
Но физиологические, а равно и патологические исследования, как мы уже упоминали, не оставляют сомнения в том, что области мозговой коры, где хранятся следы прошлых впечатлений, топографически отделены от областей, служащих для свежих впечатлений.
Благодаря этому можно различать центры впечатлений и центры для отложения следов. При этом с достоверностью можно сказать, что отложение следов зрительных, слуховых и осязательных происходит в особых областях, располагающихся по соседству с центрами соответствующих впечатлений.
Таким образом, отложение и сохранение зрительных следов происходит в области наружной поверхности затылочной доли по соседству с центром зрительных впечатлений, расположенным на внутренней поверхности затылочной доли; отложение и сохранение слуховых следов происходит в средней и нижней височных и, вероятно, также в височно-основных извилинах, по соседству с центром слуховых впечатлений, расположенным в коре верхних височных извилин. Осязательные следы отлагаются, по-видимому, в центральных извилинах, по соседству с центром осязательных впечатлений. Области, где откладываются следы от обонятельных и вкусовых раздражений, остаются еще не изученными.
Если вышеуказанные области для отложений следов будут разрушены путем эксперимента у животных или патологическим гнездом у человека, то получается то своеобразное состояние, когда впечатление оказывается возможным, и животное или человек руководятся им в своих движениях, тогда как следы бывших впечатлений вследствие их утраты не могут быть обнаружены, а следовательно, и не может быть сочетаний их с внешними впечатлениями (так называемая психическая слепота, психическая глухота и стереогностическая анестезия).
Таким образом, все имеющиеся фактические данные, по крайней мере по отношению к слуховым, зрительным и осязательным раздражениям, говорят в пользу того, что местом отложения следов являются особые области мозговой коры, расположенные по соседству с центрами впечатлений. Эти области, известные в физиологии под неудачным названием «психических» центров зрения, слуха и осязания, могли бы быть с полным правом названы центрами зрительных, слуховых и осязательных следов.
Главная страница --> 