Здесь остается еще обратить внимание на вопрос о развитии речи как на коренной вопрос для выяснения развития нервно-психической сферы с объективной точки зрения.
Всеми признается, что словесная символизация имеет огромное значение в течении и развитии сочетаний, где следы от внешних впечатлений замещаются символами; там же, где речь идет о следах общих или отвлеченных, сочетания, по-видимому, исключительно возможны благодаря словесной символизации.
Ввиду этого еще в древности высказывались взгляды об отождествлении речи с ходом ассоциаций, известном под названием мышления ( Plato ). Равным образом и в настоящее время имеются ревностные защитники отождествления речи с мышлением. М. Мюллер в этом отношении, на пример, высказывается вполне определенно, что «нет разума без языка, как нет языка без разума». По автору, даже «весь рост человеческого ума должен быть сведен на изучение истории языка», но, без сомнения, в этом заключении есть некоторая доля преувеличения.
По Рибо , низшая степень отвлечения в виде так называемого родово го понятия происходит без посредства слов; следующие по сложности сред ние отвлеченные понятия лишь в наиболее низшей своей форме могут возникать без слов, тогда как остальные средние отвлеченные понятия осуще-
ствляются с помощью слов; все же более общие отвлеченные понятия обычно замещаются словами. Доказательство, по автору, содержится в тех фактах, которые доставляют нам бессловесные существа (животные, дети, глухонемые).
Равным образом и Wernicke , этот знаток расстройств речи, совершенно определенно высказывается против взгляда, что так называемое мышление, или логическое течение ассоциаций, возможно исключительно лишь при
72
помощи слов .
По Wernicke , нельзя сделать больше зла, как признавать расстройство интеллекта за основу и сущность заболевания при так называемой афазии, или нарушении способности говорить, как и при других очаговых поражениях . При расстройстве интеллекта речь идет о нарушении понятий, тогда как при расстройстве речи нарушается лишь пользование условными приемами, служащими для обмена понятий. При слабоумии речевой аппарат цел, хотя содержание речи может быть бессмысленным.
Позднее Wernicke было создано учение о так называемой транскортикальной афазии, или о мозговом поражении, зависящем от нарушения связей между сферой понятий и речевыми центрами и состоящем в наруше нии так называемой вторичной идентификации. При этом речь идет о таком расстройстве, при котором следы понятий не могут быть оживляемы при сохранности следов слов как символов .
Особое доказательство значения слов как символов представляют патологические случаи так называемой транскортикальной афазии, когда больные сохраняют и слышание, и произношение слов, но утрачивают их значение как символов, ассоциированных с определенными впечатлениями и их следами, вследствие чего больные утрачивают смысл слов и лишаются возможности пользоваться ими как символами.
В пользу того, что мышление и речь представляют собою раздельные функции, говорят и случаи двигательной и амнестичёской афазии, где, несмотря на отсутствие слов, мышление, несомненно, сохраняется.
Однако не подлежит сомнению, что между мышлением и речью существует тесная взаимная связь, благодаря которой течение ассоциаций получает большую отчетливость, когда оно выразилось в подходящих словах, и, с другой стороны, богатое и образное течение ассоциаций всегда найдет для себя подходящую форму в словесных символах. На этом же основа нии недостаток интеллекта делает речь бедной по содержанию и однообраз ной.
С другой стороны, огромное значение речи в ходе интеллектуального развития доказывается тем, что природный недостаток речи связывается с недостатком умственного развития. Этот недостаток сказывается не только в тех случаях, когда речь идет о недостатке перцепирующей речевой способности, но и при отсутствии производящей речевой способности. Даже недостаток речи, обусловленный неправильностью строения языка, приводит к некоторой степени психической отсталости, как показывает случай Hudzon Masenen ' a . Последний представляется особенно убедительным ввиду того, что после хирургического исправления языка вместе с восстановлением речи и психическая отсталость постепенно исчезла совершенно, благодаря чему развитие умственных способностей после произведенной операции достигло даже выше среднего уровня.
До какой степени развитому человеку нужна речь как выражение его мыслей и хода ассоциаций показывает также те случаи, когда вследствие
двигательной афазии человек утрачивает возможность говорить, сохранив лишь остатки речи в виде каких-либо бессмысленных звуков и тем не менее этими бессмысленными звуками в форме били-били или ти-ти-ти он пользуется всякий раз, когда хочет высказать свою мысль, несмотря на то, что отлично знает всю бессодержательность и бессмысленность этих звуков.
Итак, речь, если и не может быть отождествляема с интеллектом, то она, во всяком случае, представляет собою одно из важнейших орудий в развитии человеческого ума. Поэтому выяснить этапы развития речи — значит выяснить общий ход умственного развития человека, иначе говоря, раскрыть эволюцию человеческой психики.
Отсюда должно быть понятным, какой глубокий интерес заключается в исследовании человеческой речи для всех лиц, изучающих душевную деятельность человека.
При этом необходимо иметь в виду, что развитие речи, представляющей собою одно из наиболее ярких проявлений человеческой личности, дает богатый материал не только для выяснения индивидуального развития человеческой психики, но и для психологии целых народов, благодаря чему изучение речи дает основу для различных крайне интересных обобщений на почве сравнительного изучения развития человеческой мысли у различных наций.
Заслуживает внимания, что музыкальные проявления голосового аппарата представляют собою более примитивную способность, нежели человеческая речь, приобретаемая путем долгого упражнения. Известно, что дети уже поют мелодии, прежде чем начинают говорить. По Ргеуег'у, еще в возрасте 8—9 месяцев ребенок может воспроизводить правильно тоны и петь мелодии. Ребенок Stumpf ' a мог воспроизводить квинту как в восходящем, так и в нисходящем направлении; будучи 14 месяцев, он уже пел две с четвертью октавы. По словам этого автора, дочка композитора Dvorzak ' a , которой было 1,5 года, уже исполняла голосом под аккомпанемент рояля довольно трудные пьесы.
Затем известны так называемые чудо-дети, исполняющие в раннем возрасте большие музыкальные пьесы и сами создающие новые мелодии. Так, девочка Lehmann ' a трех лет, родившаяся в музыкальной семье в 1896 г. в Цюрихе, исполняла сонаты и вообще трудные музыкальные пьесы и способна была сама составлять композиции.
Точно так же и в филогенетическом отношении музыкальные проявления появляются сравнительно очень рано. Они обнаруживаются очень ясно уже у насекомых и особенно хорошо развиты у птиц, тогда как речевая функция у первых даже и не намечается, а у вторых голос обнаруживается кроме пения лишь криками и щебетанием.