Если взять на себя смелость назвать загадочным заболеванием эпилепсию, то шизофрения загадочна в кубе, если не в тридцатой степени. Наверное, иначе и быть не может, если речь идет о психическом заболевании. Ведь оно касается самого сложного, что существует в этом мире, — душевной жизни человека.
Эпилепсия, пусть медленно, но все же открывает медикам свои тайны. Что же касается шизофрении, то здесь, кажется, все наоборот — чем дальше, тем больше загадок и проблем.
В повседневной жизни часто приходится слышать: «Да что с него взять, он — шизофреник!». Если «проявить» смысл этой фразы, то она может означать только одно: «Он мне не нравится». Но при чем же здесь шизофрения?!
Подобная ситуация нелепа потому, что подлинная шизофрения нередко совершенно незаметна для неспециалистов. За примером далеко ходить не надо. Включаешь телевизор и видишь безнадежно больного человека. При этом окружающие его, совершенно здоровые люди, могут часами рассуждать о незаурядности подобной личности. Другие же втайне потешаются над больным человеком. Но что же тут смешного? Или людям приятно лишний раз осознать себя здоровыми?
Проблема взаимоотношений психически больных и здоровых людей (тонкая грань разделяет тех и других) очень сложна. Первым, кто поставил ее, был Федор Михайлович Достоевский. Сотворенная им пара Ставрогин и Верховенский младший из «Бесов» — блестящий пример того, как мысли абсолютно больного человека претворяются в жизнь абсолютно здоровым подлецом. По уровню художественной значимости эта пара сравнима разве что с другой — Шариков и Швондер из «Собачьего сердца» Булгакова.
А был ли Ставрогин болен? Да, в этом можно не сомневаться. Задолго до того, как наука стала активно разрабатывать проблему шизофрении, Достоевскому удалось создать классический образ больного этим недугом. Психическое заболевание человека никогда не диагностируется по одному какому-либо признаку. Диагноз «собирается» подобно сложной мозаике, которая состоит из многих деталей, достаточно точно подходящих друг к другу. При этом и лишних «деталек» не должно быть. И с этой задачей писатель справился блестяще! Николай Ставрогин, уехавший из материнского дома нежным и любящим сыном, вдруг резко и внезапно становится совершенно другим человеком. До его матери начинают доходить сведения о каких-то диких кутежах, в которых обнаруживается не только неслыханная дерзость ее сына, но и абсолютно непонятная, никак не объяснимая жестокость. Все это чрезвычайно напоминает типичное для шизофрении начало заболевания, называемое еще «шубом». (Отсюда происходит и название «шубообразной» шизофрении.)
Часто приходится сталкиваться с «народным» и абсолютно неверным объяснением происхождения этого термина: болезнь-де, как шуба обволакивает человека, притупляя остроту восприятия им окружающего мира, от чего он и становится на редкость замкнутым и холодным. Действительно, большинство шизофреников необыкновенно замкнуты и холодны, но шуба здесь ни при чем. Упомянутый термин происходит от немецкого слова, означающего ступеньку. Этим самым подчеркивается, что после каждого болезненного птупа человек все более и более деградирует, как бы «спускаясь» по некоей лестнице. Именно таким и предстает Николай Ставрогин по возвращении в родной город. Он не отрицает произошедших в Петербурге событий, но и не желает снизойти до их объяснения. Следует понимать, что это уже результат болезненного восприятия мира.
Затем в городе разыгрывается жуткий и нелепый скандал. Николай Ставрогин проводит за нос одного из весьма почтенных жителей городка, который говорил всем и каждому, что «его за нос не проведут». Причем делает это Ставрогин в самом прямом, а вовсе не в переносном смысле этого слова! Призванный к градоначальнику для объяснений, Ставрогин кусает его за ухо. Достоевский подчеркивает, что во время всех этих событий его герой находится в каком-то как бы рассеянном состоянии. Он довольно спокойно дает себя арестовать и только ночью, находясь в заключении, внезапно исторгает такой фонтан совершенно неожиданного буйства, что все, наконец, с облегчением понимают, что эти его поступки — суть проявления болезни.
Обстоятельства описанного скандала о многом говорят врачу-психиатру. Уже в нашем веке швейцарским врачом Эрвином Блейлером были описаны особенности мышления больных шизофренией, заключающиеся в их странной способности путать слова, одинаковые по звучанию, но совершенно разные по значению (омонимы). Эта особенность настолько характерна для шизофрении, что также однозначно указывает на больного, как погоны на плечах военного — на его звание.
Как-то я путешествовал по Подмосковью в районе Нового Иерусалима. Внезапно ко мне обратился несколько странно одетый молодой человек с просьбой указать, где сойти в Юркино.
• Церковь там очень интересная, — сказал он, — рубежа XV-XVI веков…
• Да, — согласился я.
• А валы-то высокие? — неожиданно спросил он.
• Там нет валов, — удивился я.
• Как нет? — завозмущался мой новый знакомец, — ведь это церковь рубежа? Рубежа! А укрепленные рубежи обязательно должны иметь валы!
Разговаривать с такими людьми надо крайне осторожно и вежливо, не настаивая на своей правоте. Ибо иногда это может оказаться в буквальном смысле жизненно важно. И только соком в лицо не отделаешься. Блейлеру принадлежит и сам термин «шизофрения», означающий «расщепления ума», что указывает на отсутствие у больных способности к целостному восприятию мира.
Другим, чрезвычайно характерным симптомом шизофрении можно считать так называемые псевдогаллюцинации. Впервые они были описаны нашим соотечественником, психиатром Виктором Кандинским (которого не следует путать с его однофамильцем, художником Василием Васильевичем Кандинским). Псевдогаллюцинации — феномен, совершенно недоступный восприятию нормальных людей. Если истинные галлюцинации практически неотличимы от обычных ощущений, то псевдогаллюцинации характеризуются по крайней мере тремя весьма четкими отличиями:
• они никогда не смешиваются с другими ощущениями;
• при них всегда есть ощущение, что они воспринимаются напрямую «мозгом»;
• путствует ощущение чужеродности, или, как говорят больные, «сделанности».
Если вам, уважаемый читатель, трудно представить себе такие ощущения, не огорчайтесь, — это проявление вашей нормальности.
Наиболее распространенным примером псевдогаллюцинаций являются слуховые, или так называемые «голоса». Следует, однако, иметь ввиду, что это тяжелое состояние настолько болезненно переживается больными людьми, что они предпочитают об этом не распространяться. И если на ласковый вопрос врача из медицинской комиссии: «Голоса слышите?» — обследуемый сразу дает утвердительный ответ, это означает, что он… просто симулянт! О наличии голосов врач обычно догадывается по косвенным признакам: больной человек как бы к чему-то плушивается, с кем-то спорит, затыкает уши пальцами, платками, иногда даже замазывает их воском.
Очень важный признак — бредовые построения: бред преследования, изобретательства, реформаторства, особого значения. Один мой пациент утверждал, что ему изменяет жена, потому что видел, как однажды… их тапочки в прихожей стояли носками в разные стороны! Конечно, это было бы смешно, если бы не было так грустно. Шизофрения — очень тяжелое заболевание и при неуклонном течении быстро разрушает человеческую личность. Люди иногда живут инвалидами десятки лет. Впрочем, сегодня многие болезненные проявления купируются психотропными препаратами.
Одна из важнейших особенностей бреда больного шизофренией — убежденность в истинности своих представлений. Опровергнуть его только с позиций логики никогда не удается. В редких случаях очень трудно провести границу между убежденным в своей правоте фанатиком и очевидно больным человеком. Эта проблема остается актуальной и в настоящее время. В самом деле, не был ли Джордано Бруно просто больным человеком? Ответить на этот вопрос однозначно мы не можем. А вот в чем можем быть уверенными, так это в абсолютном психологическом здоровье Галилео Галилея: понимая неравенство сил в борьбе, он отрекся от всего, во что верил, но тихо прошептал напоследок: «А все-таки она вертится…»
Причины шизофрении до настоящего времени остаются практически неизвестными. Огромную роль, очевидно, играет наследственность. Однако тем людям, которые имеют больных родственников, не следует впадать в панику. Известно, что если болен один из родителей, к заболеть шизофренией для его потомства составляет всего около 14 процентов. Иными словами, из десяти детей точно заболеет только один, а ведь в наших семьях сейчас всего по одному-двум ребенку! Даже если больны оба родителя, к проявления заболевания в потомстве составляет чуть более 25 процентов. Шизофрения — это редкое заболевание.
Итак, если вам не суждено заболеть шизофренией, вы никогда ею и не заболеете: что бы там ни происходило, какие бы удары судьбы на вас не обрушивались! Но эта проблема может кое-чему научить и нормального человека: невольно понимаешь, как все-таки важно для каждого из нас сохранять какие-то особенности своей личности. Ведь у нормального человека любые перемены свершаются чрезвычайно долго и стоят немалых усилий, несмотря на все воспитание и самовоспитание. А вот больной человек на полном серьезе может утверждать, что он вчера в 11.00 полностью изменился. Это уже довольно-таки грозный симптом. Вспомним Николая Ставрогина.
Очень важна и адекватность человека окружающей среде. Нормально, когда мы радуемся удаче и огорчаемся в беде. Есть ситуации, в которых каждый нормальный человек обязательно должен огорчиться, обидеться или даже взбеситься. В этом проявления его нормальности. Поэтому, если кто-то говорит, что его невозможно обидеть, это — лукавство!